Пример: Автоматизированное рабочее место
Я ищу:
На главную  |  Добавить в избранное  

Главная/

Литература, языковедение /

Антиутопия кизучению романа Е. Замятина "Мы"

←предыдущая следующая→
1 2 3 4 5 6 7 8 9 

действия, которые выполняет наиболее физически сильный и искусный рабочий, обученный самым совершенным методам труда. Его работа хронометрируется, и показатели выработки становятся нормой для всех рабочих. От выполнения такой нормы зависит и оплата труда. Таким образом, трудовая деятельность расписана буквально по минутам. Тэйлоризм предусматривает также чередование труда и отдыха. Правда, как сокрушается замятинский герой, Тэйлор «не додумался распространить свой метод на всю жизнь, на каждый шаг, на круглые сутки».

О р г а н и з а ц и я труда, по Тэйлору, основывается на сугубо рациональном подходе к человеку, на максимальном использовании его сил и способностей в интересах производства. Тэйлоризм, система глубоко научная и во многом прогрессивная, тем не менее уравнивает деятельность человека и работу механизмов.

Восхищаясь гением Тэйлора, герой романа «Мы» неоднократно с явным пренебрежением произносит имя Канта. Иммануил Кант (1724-1804) – выдающийся немецкий философ, один из основоположников немецкой классической философии, он исследует границы человеческого познания («Критика чистого разума»). Кант утверждает, что разум не может познать мир как таковой, что человеку доступен не объективный мир, а лишь субъективный мир ощущений.

Интересны и этические воззрения Канта. Человек, по Канту, не пассивное создание природы или общества, он способен сам определять свою волю и поведение. Но, признавая за собой право на самостоятельность, человек должен признавать его за всеми окружающими. Исходя из этого, Кант формулирует нравственный закон: «…поступай так, чтобы использовать человека для себя так же, как и для другого, всегда как цель и никогда лишь как средство», «другой человек должен быть для тебя святым».

Антитеза Тэйлор – Кант, пронизывающая весь роман, есть противопоставление рационалистической системы мышления, где человек – средство, и гуманистической, где человек – цель.

Таким образом, идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усредненностью («…быть оригинальным – это нарушить равенство», «быть банальным – только исполнять свой долг»). Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчиненности государству всех сфер человеческой жизни. «Счастье – в несвободе», - утверждают герои романа. Малейшее проявление свободы, индивидуальности считается ошибкой, добровольным отказом от счастья, преступлением, поэтому казнь становится праздником (ошибка исправлена!). Обратим внимание, как прорывается авторский сарказм в изображении приговоренного, чьи руки перевязаны пурпурной лентой. Высшее блаженство переживае6т герой в День Единогласия, который позволяет каждому с особой силой ощутить себя маленькой частичкой огромного «мы». Заметим, что, с восхищением рассказывая об этом дне, герой с недоумением и иронией размышляет о выборах у древних (то есть о тайном голосовании). Но его ирония оборачивается авторским сарказмом: абсурдны «выборы» без права выбора, абсурдно общество, которое предпочло свободе волеизъявления единомыслие.

Рассматривая роман в контексте литературы 20-х годов, подчеркнем, что стремление к слиянию с массой, к растворению в ней собственного «я», к подчинению личной воли задачам общественного прогресса было характерной чертой мироощущения человека данной эпохи и литературы тех лет, особенно пролетарской поэзии (А.Гастев, Ф.Шкулев, М.Герасимов, В.Кириллов, А.Маширов-Самобытник).

«Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз», - писал Маяковский в 1924 году. В послеоктябрьском творчестве Маяковского местоимение «я» постепенно вытесняется местоимением «мы» (поэмы «Хорошо!», «Владимир Ильич Ленин»). Но и через четыре десятилетия А.Галич с горькой иронией заметит, что и для его современников «счастье не в том, что один за всех, а в том, что все, как один».

Пути реализации утопии. Очевидно, чтобы создать общество идеальное с точки зрения утопистов, необходимо изменить саму человеческую природу. Авторы утопий чаще всего оставляют без внимания те пути, которыми достигается изображенный ими миропорядок. Даже если картины будущего включены в произведения о современности (Чернышевский), разрыв между несовершенством сегодня и идеальным завтра – огромен. В лучшем случае утописты уповают на разум, но механизм воздействия разума на человеческую природу они не исследуют. В произведениях утопистов революционного направления звучат намеки на необходимость социального переворота, однако сам переворот не изображен. Авторы антиутопий обращают особое внимание именно на пути построения «идеального общества», ибо убеждены, что мир антиутопии – результат попыток реализовать утопию.

Как же достигается «тэйлоризированное» счастье в романе Замятина? Как сумело Единое Государство удовлетворить материальные и духовные запросы своих граждан?

Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0,8 населения. Жизнь перестала быть высшей ценностью: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.

Что касается духовных запросов, то государство пошло не по пути их удовлетворения, а по пути их подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение сексуального закона, который свел великое чувство любви к «приятно-полезной функции организма». (Отметим авторскую иронию по отношению к рассказчику, который ставит любовь в один ряд со сном, трудом и приемом пищи). Сведя любовь к чистой физиологии, Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие связи, кроме связи с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы. Отметим, какую роль в создании иллюзии счастья играет Зеленая Стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив от всего мира, отняв возможность сравнивать и анализировать. Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. (Так и напрашивается пушкинское: «…присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время…») Единое Государство отняло у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Обратим внимание на названия поэтических книг: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Однако, даже приспособив искусство, Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности. А потому создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей (шпионы следят, чтобы каждый был «Счастлив»), и Операционное с его чудовищным Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведенное в ранг добродетели («Они пришли, чтобы совершить подвиг», - пишет герой о доносчиках).

Итак, этот «идеальный» общественный уклад достигнут насильственным упразднением свободы. Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а его подавление, нивелировка, а то и физическое уничтожение.

Но почему же насилие над личностью вызывает у людей восторг? Дело в том, что у Единого Государства есть оружие, пострашней Газового Колокола. И оружие это – слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и оправдать насилие и рабство, заставить поверить, что несвобода и есть счастье. Этот аспект романа особенно важен, так как проблема манипулирования сознанием актуальна и в конце XX века.

Язык и тип сознания. Какие же обоснования, доказательства

←предыдущая следующая→
1 2 3 4 5 6 7 8 9 


Copyright © 2005—2007 «Refoman.Ru»