Пример: Автоматизированное рабочее место
Я ищу:
На главную  |  Добавить в избранное  

Главная/

Психология, общение, человек, теории /

Для чего нужна агрессия?

←предыдущая  следующая→
1 2 3 4 5 6 7 

3. ДЛЯ ЧЕГО НУЖНА АГРЕССИЯ

Часть силы той, что без числа,

Творит добро, всему желая зла

Гете

Для чего вообще борются друг с другом живые сущест­ва? Борьба — вездесущий в природе процесс; способы по­ведения, предназначенные для борьбы, как и оружие, на­ступательное и оборонительное, настолько высоко разви­ты и настолько очевидно возникли под селекционным дав­лением соответствующих видосохраняющих функций, что мы, вслед за Дарвином, несомненно, должны заняться этим вопросом.

Как правило, неспециалисты, сбитые с толку сенсаци­онными сказками прессы и кино, представляют себе взаи­моотношения «диких зверей» в «зеленом аду» джунглей как кровожадную борьбу всех против всех. Совсем еще не­давно были фильмы, в которых, например, можно было увидеть борьбу бенгальского тигра с питоном, а сразу вслед затем — питона с крокодилом. С чистой совестью могу заявить, что в естественных условиях такого не бы­вает никогда. Да и какой смысл одному из этих зверей уничтожать другого? Ни один из них жизненных интере­сов другого не затрагивает!

Точно так же и формулу Дарвина «борьба за существо­вание», превратившуюся в модное выражение, которым часто злоупотребляют, непосвященные ошибочно отно­сят, как правило, к борьбе между различными видами. На самом же деле, «борьба», о которой говорил Дарвин и ко­торая движет эволюцию, — это в первую очередь конкуренция между ближайшими родственниками. То, что заставляет вид, каков он сегодня, исчезнуть — или превра­щает его в другой вид, — это какое-нибудь удачное «изо­бретение», выпавшее на долю одного или нескольких со­братьев по виду в результате совершенно случайного вы­игрыша в вечной лотерее Изменчивости. Потомки этих счастливцев, как уже говорилось, очень скоро вытеснят всех остальных, так что вид будет состоять только из осо­бей, обладающих новым «изобретением».

Конечно же, бывают враждебные столкновения и меж­ду разными видами, филин по ночам убивает и пожирает даже хорошо вооруженных хищных птиц, хотя они навер­няка очень серьезно сопротивляются. Со своей стороны — если они встречают большую сову средь бела дня, то напа­дают на нее, преисполненные ненависти. Почти каждое хоть сколь-нибудь вооруженное животное, начиная с мел­ких грызунов, яростно сражается, если у него нет возмож­ности бежать. Кроме этих особых случаев межвидовой борьбы существуют и другие, менее специфические. Две птицы разных видов могут подраться из-за дупла, пригод­ного под гнездо; любые два животных, примерно равные по силе, могут схватиться из-за пищи и т. д. Здесь необходимо сказать кое-что о случаях межвидовой борьбы, иллюстри­рованных примерами ниже, чтобы подчеркнуть их своеоб­разие и отграничить от внутривидовой агрессии, которая собственно и является предметом нашей книги.

Функция сохранения вида гораздо яснее при любых межвидовых столкновениях, нежели в случае внутриви­довой борьбы. Взаимное влияние хищника и жертвы дает замечательные образцы того, как отбор заставляет одного из них приспосабливаться к развитию другого. Быстрота преследуемых копытных культивирует мощную прыгу­честь и страшно вооруженные лапы крупных кошек, а те — в свою очередь — развивают у жертвы все более тон­кое чутье и все более быстрый бег. Впечатляющий пример такого эволюционного соревнования между наступатель­ным и оборонительным оружием дает хорошо прослежен­ная палеонтологически специализация зубов травоядных млекопитающих — зубы становились все крепче — и па­раллельное развитие пищевых растений, которые по воз­можности защищались от съедения отложением кремне­вых кислот и другими мерами. Но такого рода «борьба» между поедающим и поедаемым никогда не приводит к полному уничтожению жертвы хищником между ними всегда устанавливается некое равновесие, которое — если говорить о виде в целом — выгодно для обоих. Последние львы подохли бы от голода гораздо раньше, чем убили бы последнюю пару антилоп или зебр, способную к продол­жению пода. Так же как — в переводе на человеческий коммерческий язык — китобойный флот обанкротился бы задолго до исчезновения последних китов. Кто непосред­ственно угрожает существованию вида — это не «пожира­тель», а конкурент; именно он и только он. Когда в давние времена в Австралии появились динго — поначалу до­машние собаки, завезенные туда людьми и одичавшие там, — они не истребили ни одного вида из тех, что слу­жили добычей, зато под корень извели крупных сумчатых хищников, которые охотились на тех же животных, что и они. Местные хищники, сумчатый волк и сумчатый дья­вол были значительно сильнее динго, но в охотничьем ис­кусстве эти древние, сравнительно глупые и медлитель­ные звери уступали «современным» млекопитающим. Динго настолько уменьшили поголовье добычи, что охот­ничьи методы их конкурентов больше «не окупались», так что теперь они обитают лишь на Тасмании, куда динго не добрались.

Впрочем, с другой стороны, столкновение между хищ­ником и добычей вообще но является борьбой в подлинном смысле этого слова. Конечно же, удар лапы, которым лев сбивает свою добычу, формой движения подобен тому, ка­ким он бьет соперника, — охотничье ружье тоже похоже на армейский карабин, — однако внутренние истоки по­ведения охотника и бойца совершенно различны. Когда лев убивает буйвола, этот буйвол вызывает в нем не боль­ше агрессивности, чем во мне аппетитный индюк, вися­щий в кладовке, на которого я смотрю с таким же удоволь­ствием. Различие внутренних побуждений ясно видно уже по выразительным движениям. Если собака гонит зайца, то у нее бывает точно такое же напряженно-радо­стное выражение, с каким она приветствует хозяина или предвкушает что-нибудь приятное. И по львиной морде в драматический момент прыжка можно вполне отчетливо видеть, как это зафиксировано на многих отличных фото­графиях, что он вовсе не зол. Рычание, прижатые уши и другие выразительные движения, связанные с боевым по­ведением, можно видеть у охотящихся хищников только тогда, когда они всерьез боятся своей вооруженной добы­чи, но и в этом случае лишь в виде намека. Ближе к подлинной агрессии, чем нападение охотника

на добычу, интересный обратный случай «контратаки» добычи против хищника. Особенно это касается стадных животных, которые всем скопом нападают на хищника, стоит лишь им его заметить; потому в английском языке это явление называется «мобинг» (Mob — англ. толпа.) .

В обиходном немецком соответствующего слова нет, но в старом охотничьем жаргоне есть такое выражение — во­роны или другие птицы «травят» филина, кошку или друго­го ночного хищника, если он попадется им на глаза при све­те дня. Если сказать, что стадо коров «затравило» таксу — этим можно шокировать даже приверженцев святого Хуберта (Святой Хуберт — покровитель животных и охоты (656(?) — 727). Старший сын герцога Бертрана Аквитанского. Согласно легенде, обра­тился в христианство, повстречав на охоте оленя с сияющим крестом на рогах. Был епископом маастрихтским и льежским. Канонизирован и 15-м в.); однако, как мы вскоре увидим, здесь и в самом деле идет речь о совершенно аналогичных явлениях.

Нападение на хищника-пожирателя имеет очевидный смысл для сохранения вида. Даже когда нападающий мал и безоружен, он причиняет объекту нападения весьма чувствительные неприятности. Все хищники, охотящиеся в одиночку, могут рассчитывать на успех лишь в том слу­чае, если их нападение внезапно. Когда лисицу сопровож­дает по лесу кричащая сойка, когда вслед за кобчиком ле­тит целая стая предупреждающе щебечущих трясогу­зок — охота у них бывает основательно подпорчена. С по­мощью травли многие птицы отгоняют обнаруженную днем сову так далеко, что на следующий вечер ночной хищник охотится где-то в другом месте. Особенно инте­ресна функция травли у ряда птиц с высокоразвитой об­щественной организацией, таких, как галки и многие гу­си. У первых важнейшее значение травли для сохранения вида

←предыдущая  следующая→
1 2 3 4 5 6 7 


Copyright © 2005—2007 «Refoman.Ru»