Главная/

Психология, общение, человек, теории /

Для чего нужна агрессия?

Описанные в первой главе яркие плакатные расцветки и вызываемые ими избирательные боевые реакции приводят к тому, что каждая рыба каждо­го вида выдерживает определенную дистанцию лишь по отношению к своим сородичам, которые являются ее кон­курентами, так как им нужна та же самая пища. В этом и состоит совсем простой ответ на часто и много обсуждав­шийся вопрос о функции расцветки коралловых рыб.

Как уже сказано, обозначающее вид пение играет у певчих птиц ту же роль, что оптическая сигнализация у только что описанных рыб. Несомненно, что другие пти­цы, еще не имеющие собственного участка, по этому пе­нию узнают: в этом месте заявил свои территориальные притязания самец такого-то рода и племени. Быть может, важно еще и то, что у многих видов по пению можно очень точно определить, насколько силен поющий, — возмож­но, даже и возраст его, — иными словами, насколько он опасен для слушающего его пришельца. У многих птиц, акустически маркирующих свои владения, обращают на себя внимание значительные индивидуальные различия издаваемых ими звуков. Многие исследователи считают, что у таких видов может иметь значение персональная ви­зитная карточка. Если Хейнрот переводит крик петуха следами «Здесь петух», то Боймер — наилучший знаток кур — слышит в этом крике гораздо более точное сообще­ние: «Здесь петух Балтазар!» Млекопитающие по большей части «думают носом»;

нет ничего удивительного в том, что у них важнейшую роль играет маркировка своих владений запахом. Для этого есть различнейшие способы, для этого развились всевозможнейшие пахучие железы, возникли удивитель­нейшие ритуалы выделения мочи и кала, из которых каж­дому известно задирание лапы у собак. Некоторые знато­ки млекопитающих утверждают, что эти пахучие отметки не имеют ничего общего с заявкой на территорию, по­скольку такие отметки известны и у животных, кочую­щих на большие расстояния, и у общественных животных, не занимающих, собственных территорий, — однако эти возражения справедливы лишь отчасти. Во-первых, дока­зано, что собаки — и, безусловно, другие животные, жи­вущие стаями, — узнают друг друга по запаху меток ин­дивидуально, потому члены стаи тотчас же обнаружат, ес­ли чужак осмелится задрать лапу в их охотничьих владе­ниях. А во-вторых, как доказали Лейхаузен и Вольф, су­ществует весьма интересная возможность размещения животных определенного вида по имеющемуся биотопу с помощью не пространственного, а временного плана, с та­ким же успехом. Они обнаружили на примере бродячих кошек, живших на открытой местности, что несколько особей могут использовать одну и ту же охотничью зону без каких-либо столкновений. При этом охота регулиру­ется строгим расписанием, точь-в-точь как пользование общей прачечной у домохозяек нашего Института в Зеевизене. Дополнительной гарантией против нежелатель­ных встреч являются пахучие метки, которые эти живо­тные — кошки, не домохозяйки — оставляют обычно че­рез правильные промежутки времени, где бы они ни были. Эти метки действуют, как блок-сигнал на железной доро­ге, который аналогичным образом служит для того, чтобы предотвратить столкновение поездов: кошка, обнаружив­шая на своей охотничьей тропе сигнал другой кошки, мо­жет очень точно определить время подачи этого сигнала; если он свежий, то она останавливается или сворачивает в сторону, если же ему уже несколько часов — спокойно продолжает свой путь.

У тех животных, территория которых определяется не  таким способом, по времени, а только пространством, —

тоже не следует представлять себе зону обитания как зем­левладение, точно очерченное географическими граница­ми и как бы внесенное в земельный кадастр. Напротив, эта зона определяется лишь тем обстоятельством, что го­товность данного животного к борьбе бывает наивысшей в наиболее знакомом ему месте, а именно — в центре его участка. Иными словами, порог агрессивности ниже всего там, где животное чувствует себя увереннее всего, т.е. где его агрессия меньше всего подавлена стремлением к бегст­ву. С удалением от этой «штаб-квартиры» боеготовность убывает по мере того, как обстановка становится все более чужой и внушающей страх. Кривая этого убывания имеет поэтому разную крутизну в разных направлениях; у рыб центр области обитания почти всегда находится на дне, и их агрессивность особенно резко убывает по вертикали — очевидная причина этого состоит в том, что наибольшие опасности грозят рыбе именно сверху.

Таким образом, принадлежащая животному террито­рия - это лишь функция различии его агрессивности в Разных местах, что обусловлено локальными Факторами, подавляющими эту агрессивность. С приближением к центру области обитания агрессивность возрастает в гео­метрической прогрессии. Это возрастание настолько ве­лико, что компенсирует все различия по величине и силе, какие могут встретиться у взрослых половозрелых особей одного и того же вида. Поэтому, если у территориальных животных — скажем, у горихвосток перед вашим домом или у колюшек в аквариуме — известны центральные точки участков двух подравшихся хозяев, то исходя из ме­ста их схватки можно наверняка предсказать ее исход: при прочих равных победит тот, кто в данный момент нахо­дится ближе к своему дому.

Когда же побежденный обращается в бегство, инерция реакций обоих животных приводит к явлению, происходя­щему во всех саморегулирующихся системах с торможени­ем, а именно — к колебаниям. У преследуемого — по мере приближения к его штаб-квартире — вновь появляется му­жество, а преследователь, проникнув на вражескую терри­торию, мужество теряет. В результате беглец вдруг разво­рачивается и — столь же внезапно, сколь энергично — нападает на недавнего победителя, которого — как можно было предвидеть — теперь бьет и прогоняет. Все это повторя­ется еще несколько раз, и в конце концов бойцы останавли­ваются у вполне определенной точки равновесия, где они лишь угрожают друг другу, но не нападают.

Эта точка, граница их участков, вовсе не отмечена на дне, а определяется исключительно равновесием сил; и при малейшем нарушении этого равновесия может пере­меститься ближе к штаб-квартире ослабевшего, хотя бы, например, в том случае, если одна из рыб наелась и пото­му обленилась. Эти колебания границ может иллюстриро­вать старый протокол наблюдений за поведением двух пар одного из видов цихлид. Из четырех рыб этого вида, поме­щенных в большой аквариум, сильнейший самец «А» тот­час же занял левый-задний-нижний угол — и начал без­жалостно гонять трех остальных по всему водоему; други­ми словами, он сразу же заявил претензию на весь аквари­ум как на свой участок. Через несколько дней самец «В» освоил крошечное местечко у самой поверхности воды, в диагонально расположенном правом-ближнем-верхнем углу аквариума и здесь стал храбро отражать нападения первого самца. Обосноваться у поверхности — это отчаян­ное дело для рыбы: она мирится с опасностью, чтобы ут­вердиться против более сильного сородича, который в этих условиях — по описанным выше причинам — напа­дает менее решительно. Страх злого соседа перед поверх­ностью становится союзником обладателя такого участка.

В течение ближайших дней пространство, защищаемое самцом «В», росло на глазах, и главное — все больше и больше распространялось книзу, пока наконец он не пере­местил свой опорный пункт в правый-передний-нижний угол аквариума, отвоевав себе таким образом полноценную штаб-квартиру. Теперь у него были равные шансы с «А», и он быстро оттеснил того настолько, что аквариум оказался разделен между ними примерно пополам. Это была краси­вая картина, когда они угрожающе стояли друг против дру­га, непрерывно патрулируя вдоль границы. Но однажды ут­ром эта картина вновь резко переместилась вправо, на быв­шую территорию «В», который отстаивал теперь лишь не­сколько квадратных дециметров своего дна. Я тотчас же понял, что произошло: «А» спаривался, а поскольку у всех крупных пестрых окуней задача защиты территории