←предыдущая следующая→
1 2 3 4 5 6
ВВЕДЕНИЕ
Приход наш и уход загадочны, - их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели.
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе.
Омар Хайям
С древнейших времен человек устремлялся к «первым началам» и к «конечным причинам», страстно желал познать тайны начала (рождения, возникновения) и конца (умирания, исчезновения). Причем, очевидно, здесь имеет место не только (и не столько) теоретический интерес. Это вопросы глубоко экзистенциальные (поэтому характеристика «начала и конца» как понятий, конечно, весьма односторонняя). Едва только человек начинает осознавать себя, он сталкивается с фактом смерти, собственной конечности. Этот факт не может оставить человека разумного в покое. Подобно Сфинксу он стоит перед каждым человеком и любой культурой и требует ответа на его загадку.
«Человек, - писал Б.Паскаль, - несомненно сотворен для того, чтобы думать, в этом и главное его достоинство, и главное дело жизни, а главный долг в том, чтобы думать благообразно. И начать ему следует с размышлений о себе самом, о своем создателе и о своем конце».
Мифы и мифологическое мировоззрение
«Если во всех европейских языках слово «миф» означает выдумку, то это только потому, что так решили греки XXV веков назад». Обиженный за миф, Элиаде, конечно, упрощает античное к нему отношение. Как указывает С. С. Аверинцев, греческое mythos было многозначным понятием, и далеко не все его смыслы относились к художественным и вообще конкретным текстам. Главный «гонитель» мифа Платон видел в нем не только «живое, наивное, тождественное себе», но и «...иное себе... иносказание или символ». Советские и зарубежные исследователи Платона С. С. Аверинцев, А. Ф. Лосев, А. А. Тахо-Годи, Г. Керк, Т. Ллойд и др. показали, что в семантическом контексте греческого философа «миф» может означать чудесный рассказ о богах, о героях, о давних временах, но может значить и «слово» – священное слово, мнение, вообще речь. И есть, наконец, совершенно неожиданный смысл, на который указывает А. Тахо-Годи: «Платон вместе с тем именует мифом чисто философские теории, например движение, как первоначало является для него мифом, не поэтической, но философской выдумкой». Наконец, миф как сфера мечтаемого устремлен в будущее: созвучные ему индоевропейские корни означают «заботиться», «иметь в виду», «страстно желать». Миф сообщает жизни смысл и зовет к деятельности. «Миф делает это не через логику или образец, – поясняет эту позицию исследователь его школы О’Флайерти, – а через активизацию наших эмоций».
Элиаде дает определение мифа как «священной истории». Миф, по его утверждению, рассказывает о событиях, которые имели место в изначальные времена и связаны с творением мира в целом или отдельной его части. В акте творения непременно участвуют сверхъестественные существа, таким образом миф – единственная подлинная реальность, во всяком случае для первобытного человека. Кроме того, миф служит прототипом, образцом для всех человеческих обрядов и всех существенных видов профанной, обыденной деятельности. На всем протяжении истории человечества Элиаде прослеживает социальную функцию мифа и показывает, что мифологическое мышление преобладало в философских концепциях античности, в народном христианстве в средние века, в идеологии любых милленаристских движений и возрождается вновь в философии и искусстве ХХ века.
Особое место в мифологической концепции Элиаде отводится понятию времени (и, соответственно, истории). Есть сакральное мифологическое время, в котором творилась космогония, в котором действуют боги и осуществляются мифы. И существует профанное время, соотнесенное с этим сакральным, но более «слабое», чем последнее. Рассказ мифа – это прорыв «священного», равнозначный иерофании (богоявлению). Профанное время исторично. Оно линейно, необратимо и доступно индивидуальной памяти, тогда как мифологическое время сохраняется лишь в коллективной памяти или, точнее, в коллективном бессознательном.
Дело в том, что в этой книге сформулировано и развито самое оригинальное и очень дорогое автору положение о цикличности мифологического и линейности профанного времени.
Книга «Миф о вечном возвращении» целиком посвящена проблеме восприятия времени первобытными и так называемыми историческими людьми.
Первобытные (мифологические) общества противопоставляются цивилизованным (историческим), как «холодные» и «горячие». Первые воспроизводят одни и те же архаические структуры, а вторые – более подвижны, изменчивы, подвержены прогрессу.
Трудно согласиться с точкой зрения автора, рассматривающего осознание истории и прогресса как слабость, а не силу современного человека. Он настойчиво подчеркивает ограниченность того, кто выступает творцом в истории, по сравнению с древним, воспринимающим себя как творца в космогонии, хотя последнее могло быть только иллюзорным, тогда как первое достаточно часто бывает действительным и целенаправленным. Признавая, что религия дает лишь иллюзию спасения от трагедии невосстановимого времени, Элиаде тем не менее обращает своего читателя не в будущее, к еще не познанным возможностям человеческого духа, а в прошлое, в условный рай архетипов и повторений.
Со всей определенностью можно сказать, что западная философия, если вообще допустимо такое словоупотребление, может оказаться провинциальной, если ограничится изучением лишь собственной традиции и, например, обойдет вниманием проблемы и открытия восточной мысли и, кроме того, если она будет признавать только «положения» человека исторических цивилизаций и при этом недооценивать опыт «примитивного» человека, принадлежащего архаическим обществам. Философская антропология также могла бы кое-что почерпнуть из выяснения вопроса о том, как досократовский человек (другими словами, древний человек) оценивал свое место во вселенной.
В «первобытном», или архаическом, сознании предметы внешнего мира – так же, впрочем, как и сами человеческие действия – не имеют самостоятельной, внутренне присущей им ценности. Камень будет священным, поскольку его форма свидетельствует о том, что он является частью определенного символа, или же потому, что он представляет собой иерофанию, обладает маной, знаменует некий мифический акт и т. д. Объект представляется как бы вместилищем инородной силы, которая выделяет его из окружающей среды и сообщает ему смысл и ценность. Сила может пребывать в субстанции объекта или в его форме, она передается путем иерофании или ритуала. Этот тоже будет священным, поскольку само его существование есть иерофания: несжимаемый, неуязвимый, он – то, чем не является человек. Он не поддается времени, его реальность удваивается благодаря его вечности. Так один из обыкновеннейших камней превращается в «драгоценный», то есть наделяется магической или религиозной силой на основании одной лишь его символической формы или происхождения: «громовой камень», поскольку его считают упавшим с неба; жемчужина поскольку вышла из глубин океана. Камень становится священным, потому что в нем обитают души предков (Индия, Индонезия), или потому что он был когда-то местом богоявления (как «ефиль» (bethel), послуживший постелью Иакову), или потому что был освящен жертвоприношением или клятвой.
Перейдем теперь к человеческим действиям (не к тем, конечно, которые являются чисто автоматическими); их значение, их ценность связаны не с их прямой физической давностью,
←предыдущая следующая→
1 2 3 4 5 6