Главная/

Политология, политистория /

Возникновение и становление российской государственности

Московский Государственный Технический Университет  им. Н. Э. Баумана

ПОЛИТОЛОГИЯ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ.

Преподаватель:  

Позднякова Татьяна Анатольевна

Выполнил: 

Студент гр. М3-42

Карабанов Денис Сергеевич

Москва, 1999 г.

СОДЕРЖАНИЕ.

 1.Введение

 2.Население

 3.Государственный строй

 4.Итоги

 5.Список литературы

1.ВВЕДЕНИЕ.

          Принимаясь за исчисление войск, пришедших с Агамемноном под Трою, греческий поэт счёл нужным сделать такое предисловие:

          Ныне поведайте, музы, живущие в сеных Олимпа:

          Вы, божества, вездесущи и знаете всё в поднебесной;

          Мы ничего не знаем; молву мы единую слышим;

          - Вы мне поведайте, кто и вожди и владыки данаев?

          Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить,

          Если б и десять имел языков я, и десять гортаней,

          Если б имел неслабеющий голос и медные перси.

          Разве, небесные музы,  Кронида великого дщери,

          Вы бы напомнили всех приходивших под Трою ахеян?

          -Только вождей корабельных и все корабли я исчислю.

          Приблизительно так же, как Гомер, рассуждало большинство историков старого и нового времени. Ни сил, Ни знаний человеческих не хватило бы для того, чтобы изобразить “всех рядовых бойцов” в истории человечества. Поэтому история должна ограничится рассказом об одних “вождях и владыках”. Личная история вождей, их деяния и судьба, их взаимные отношения – таково должно быть содержание исторического рассказа. А идеальной целью историка должно быть – изобразить эти приключения “вождей” с возможно большей живостью и драматичностью, в возможно более совершенной художественной форме. Но что же делать со всей остальной безымянной массой людей, за которыми не числиться никаких подвигов, которые не оставили о себе никаких исторических воспоминаней? Историки-рассказчики игнорировали их вовсе, замечая иногда, в своё оправдание или для успокоения читателей, что история толпы сама собой уже отразится в биографии героев как её лучших и наиболее ярких представителей.

          Не так давно, однако же, появилось среди историков направление, не предусмотренное Гомером. Направление это решительно утверждало, что истинный предмет истории – не биографии “вождей”, хотя бы известные нам в малейших подробностях, а именно жизнь народной массы, по-видимому, вовсе нам не известная. Сторонники нового направления прибавляя к этому, что такая история, без собственных имён, без событий, без сражений и войн, без дипломатических хитростей и мирных трактатов, не только не будет недостоверна, но что она, напротив, будет несравненно достовернее той истории, к которой нас приучали до сих пор историки-повествователи. В доказательство они приводили то соображение, что самая подробная личная история есть, во-первых, самая сомнительная в сущности, так как никакой свидетель-очевидец не может ни видеть, ни запомнить, ни передать безошибочно всех подробностей жизни известного лица или всех частностей данного события; во-вторых, что такая история будет совершенно анекдотична и случайна, так как существование и деятельность личности зависит от тысячи мелких и случайных причин. Наоборот, история народной массы, утверждали они, будет, заключать в себе только одно существенное и неизменное; затем, такую историю можно будет изучать более точным научным методом: методом наблюдения массовых явлений, т. е. статистическим; наконец, в силу такого своего содержания и метода история народной  массы даст нам возможность впервые понять причины и смысл исторических явлений; т. о. история перестаёт быть предметом простой любознательности, пёстрым сборником “дней прошедших анекдотов” – и сделается предметом, способным возбудить научный интерес и принести практическую пользу.

          В сравнительно короткое время новое направление завоевало себе почти всеобщее признание. История “событий” отошла на второй план перед историей “быта” – учреждений и нравов. Изучение внешней истории (или т. н. прагматической, политической) должно было уступить место изучению внутренней (бытовой, культурной).

          Таков общий смысл переворота, совершившегося в наших исторических понятиях. “Культурная история” составляет предмет занятий, или по крайней мере, стремление большинства историков нашего времени. Но согласие между ними очень скоро кончается,как только речь заходит о том, что должно составлять содержание культурной истории и с какой целью её стоит изучать. Относительно содержания среди историков господствует разногласие. Одни готовы считать предметом истории – развитие государства, другие – развитие социальных отношений, третьи – экономическое развитие. Ещё недавно в основу исторического процесса историки ставили развитие духовного начала; в наше время всё больше распространяется пртивоположное мнение, по которому всё развитие истории сводится к развитию материальных потребностей. Оба эти проедставляются, однако, одинаково односторонними, и спор о первенстве того или иного элемента истории кажется тоже не особенно плодотворным. Необходимо, конечно, отличать более простые явления общественного развития о более сложных; но попытки свести все перечисленые стороны исторической эволюции к какой-либо одной я считаю безнадёжными. Если где-нибудь можноразличать простое исложное, то это не в разных сторонах человеческой природы, а в различных ступенях её развития. В этом последнем смысле развитие каждой стороны историческо жизни начинается с простого и заканчивается сложным. Чем ближе к началу исторического процесса, тем элементарней проявление различных сторон человеческой жизнии – материальной и духовной – и тем теснее эти стороны связаны друг с другом. Чем дольше развивается процесс, тем более различнфе стороны процесса выделяются и тем сложнее становятся продукты их взаимодействия.

          История может возбудить научный интерес и принести практическую пользу. Оба этих побуждения для занятия историей – и научный интерес, и практическая польза – одинаково уместны и законы. Но не надо забывать, что это – два различных побуждения. Там, где учёный спрашивает о причине явления, – практический деятель срашивает о цели, вызвавшей это явление к жизни. Первый, ставя вопрос “почему”, – стремится к установлению заканомерности исторического процесса. Второй, со своим вопросом “зачем”, – старается постигнуть его целесообразность. Первый ищет в истории только причинной связи явлений; второрй добивается их смысла. И если первый никоим образом не может признать историческое явление беспричинным, то второй должен будет признать это явление бессмысленным. Там, где первый ограничется спокойным наблюдением фактов и удовлетворится открытием их внутреннего отношения, – там второй постарается вмешатся в ход событий и установить между ними то отношение, какое ему желательно. Одним словом, первый поставит своей целью изучение, второй – творчество; один откроет законы исторической науки, а другой установит правила политического искусства.

          Во всём этом параллелизме нет ничего неправильного и незаконного. Наука и искусство всегда и везде существовали рядом, не мешая друг другу и не врываясь в сферу взаимной деятельности. Искусство нуждается в науке: в данном случае, политическое искусство нуждается в законах политической науки,